Перевод песни Sereia louca (Capicua)

Ela queria usar sapatos, dançar de salto alto,
Beijar a boca de um homem, embrenhar-se no mato
Queria perder as escamas e rasgar as barbatanas
Até que pernas humanas lhe saíssem da carne.
Poder conhecer o doce, o amargo e o ácido
Ali tudo era salgado, azulado e aquático!
Partir o aquário,
Deixar de vez o Atlântico,
E rogava por ajuda aos marinheiros com seu cântico!
Mas seu canto era grito, que não suportavam
E só Ulisses vivera
Depois de ter a escutado
O seu canto era um feitiço carpido como o fado
Que levava navios perdidos pró outro lado!

Eu tenho um búzio que me diz
Coisas estranhas ao ouvido...

Sua voz era livre, como ela não era,
Como sempre quisera que o seu corpo fosse
E por cantar o sonho e a sua quimera
Era para as almas como um cúmplice.
Forte como um coice, como uma foice,
Trespassava gelada o silêncio fundo da noite
Enquanto a sua melodia como a maresia
Envolvia em maravilha a lonjura da sua corte,
Chega a maré vazia pra lavar em água fria
A sua melancolia e o seu medo da morte!
"Não é que a lágrima é da mesma água salgada?" -
Gritava entre o mar e a estrela da madrugada.

Eu tenho um coração de esponja que cresce com a tristeza...

Sereia louca que vai tentar
Deixar o mar com a coragem
De quem sai do seu habitat.
Sereia louca que vai gritar, chorar, bramir, esbravejar,
tentar até conseguir!
Sereia louca que vai sentir a falta do mar,
Sentir a falta de ar que há neste lugar
Sempre que digam que é louca,
É melhor muda que rouca,
Eu fico nua que a roupa aperta o respirar
E grito ainda mais alto neste palco suspenso
Que pior do que o meu canto há de ser o meu silêncio!
Que pior do que o meu canto há de ser o meu silêncio.

(Sereia louca que deixou o mar.)

Eu tenho um búzio que me diz
Coisas estranhas ao ouvido...
Eu tenho um coração de esponja que cresce com a tristeza...

"Não é que a lágrima é da mesma água salgada?" –
Gritava entre o mar e a estrela da madrugada.
E eu grito ainda mais alto neste palco suspenso
Que pior do que o meu canto há de ser o meu silêncio!

Она хотела носить туфли, танцевать на каблуках,
целовать мужчину в губы и прятаться в чаще леса.
Хотела лишиться чешуи и срезать свои плавники,
чтобы выросли настоящие человеческие ноги.
Хотела попробовать сладкое, горькое и кислое,
ведь всё вокруг было солёным, синим и водянистым.
Она хотела выйти из водной среды,
раз и навсегда покинуть Атлантику,
и молила о помощи моряков своей песней.
Но её пение было непереносимым воплем,
и лишь один Одиссей выжил после того,
как ему довелось его услышать.
В её пении звучала чарующая тоска, как в фаду,
оно отправляло на тот свет сбившиеся с курса корабли.

У меня есть ракушка, что мне шепчет
всякие странности на ушко...

Её голос был свободным, какой она сама не была,
каким она всегда хотела, чтобы было её тело.
Он пел о мечте, о её несбыточной надежде,
потому взывал к сочувствующим душам.
Пронзительный, как удар серпом,
он резал холодом глубокую тишину ночи,
и звуки её песни, словно морской воздух,
заполняли магией этот надрез.
Приходит время отлива, чтобы смыть холодной водой
её тоску и страх смерти.
«Разве слёзы – не та же солёная вода?!» –
звучал над морем её крик под утренней звездой.

Моё сердце, как губка, впитывает грусть...

Безумная сирена будет пытаться
покинуть море с мужеством, свойственным
тем, кто выходит из привычной среды обитания.
Безумная сирена будет кричать, плакать, рычать, реветь,
будет упираться до тех пор, пока не добьётся своего.
Безумная сирена будет скучать по морю,
скучать по морскому воздуху.
А всём, кто скажет, что она безумна,
что лучше быть немой, чем сиплой –
я останусь нагой – одежда мешает дышать –
и закричу ещё громче c этой подвесной сцены,
что хуже моего пения, наверняка, моё молчание.
Хуже моего пения, наверняка, моё молчание.

(Безумная сирена, оставившая море.)

У меня есть ракушка, что мне шепчет
всякие странности на ушко...
Моё сердце, как губка, впитывает грусть...

«Разве слёзы – не та же солёная вода?!» –
звучал над морем её крик под утренней звездой.
И я кричу ещё громче c этой подвесной сцены,
что хуже моего пения, наверняка, моё молчание.